Рельсы Вятлага, или «Поездка в К-231». Поездка
Прислано admin на Сентября 04 2008 15:34:04
РЕЛЬСЫ ВЯТЛАГА, или «Поездка в К-231»
Павел В. Кашин
Часть 4. Поездка
В третьей части рассказывалось о том, что увидели участники экспедиции в Лесном и его окрестностях. Только утром в среду поездка по Гайно-Кайской ж.д. наконец-то началась!
Сразу за посёлком путь попал в живой коридор разнообразной растительности. Буйство зелени разбавляла лишь узенькая тропинка, что вьётся слева от полотна. Судя по характерной «желобчатости», перемещаются по ней в основном на мотоциклах. Недалеко от Лесного с неё подхватили троих охотников, что шли в попутном направлении. Высадили их вскоре у «Девятки» – колония с таким номером когда-то была здесь. На картах она обозначается как посёлок Ягодный. У пути там стояла ржавая ГСМовская ёмкость, в прогал густого кустарника под прямым углом к полотну в глубь леса уходила натоптанная пешеходами тропинка. И больше никаких видимых следов человеческой деятельности!
42-й километр, ст. Брусничная. Закрытый входной семафор в правой кривой. За кривой плакат: «Внимание! Режимная территория!» и деревянная будка стрелочного поста. Ржавые флюгарки без стекол обозначают места стрелочных переводов в траве. Один из путей сразу за постом круто уходит влево. Там за порослями молодых деревьев угадываются сооружения лесозавода, судя по всему, «режимного». Отсюда и производится ныне самая дальняя вывозка древесины по ГКЖД. Дальше – только пассажирское и служебное движение. Да и действующих станций в их классическом понимании на нашем пути до Парманки не будет! Маршрут приготовлен на правый боковой путь. Вскочивший на площадку дрезины стрелочник из числа спецпоселенцев объяснил нашему водителю ситуацию: «По главному не проехать, там ремонт пути». И действительно, на главном пути станции бригада осужденных меняла шпалы. Их бригадир договорился с нашим водителем Димой о том, чтобы подвезти несколько штук к противоположной горловине. Образовавшийся короткий перерывчик в поездке Рома успел использовать для обследования остовов двух снятых с рельсов вагонов.
В северной (выходной для нас) горловине станции находилось здание ДСП. Возле него на мостках стояли три спецпоселенца. Один из них – дежурный с жёлтым флажком в руках. Одет он был в спортивный костюм с обязательной биркой на куртке. На ногах – пляжные шлёпанцы. Мы получаем разрешение на движение дальше.
Меж двух водоёмов проезжаем входной семафор обратного направления и попадаем в посёлок Брусничный. На местном жаргоне это – «Шестёрка» – по номеру располагавшейся здесь колонии. Он находится в километре от станции и вполне обитаем: в деревцах прячутся дома, на лугу пасутся козы. Для пассажиров оборудована высокая дощатая посадочная платформа длиной всего метров 10–15 с навесом в противоположном торце. Здесь нас покинуло семейство со своими вещами.
Ещё через километр посредством стрелки на перегоне «отпочковалась» 7-я ветка, ведущая в Боровой. Позднее стало ясно – все остальные ветки на дороге разобраны.
Раздельный пункт (далее по тексту – р. п. - Прим. авт.) 60-й километр. В северной горловине бывшей станции Раздельная нас ждала встречная дрезина, почти аналогичная по конструкции нашей. Как сказал Дмитрий, она постоянно «живёт» на «Тридцатке» (так здесь именуют посёлок со странноватым названием Нижняя Турунъю).
Теперь от былого станционного величия остались пошёрстная (в нашем направлении) стрелка и тупик длиной метров в 100. Дежурка – снятый с тележек кузов пассажирского вагона европейского типа, лежащий поперёк оси пути. Вход в торце. Над ним табличка с надписью «р. п. 60 км». Уходящая вперёд и вправо по ходу движения прямая как стрела просека обозначает разобранную Гидаевскую ветку. Она вела в леса и к посёлку Сосновка, от которого, в свою очередь, брала начало одна из сетей узкоколеек К-231.
67-й километр ГКЖД. Из рядом расположенного жилого посёлка дрезину вышел встречать молодой парень. Наш водитель выдал ему лежавшую на передней площадке бензопилу да вынес из пассажирского отсека берёзовый короб, набитый нехитрым скарбом. Судя по карте, когда-то здесь располагалась станция Перевалка. В последней же версии расписания грузо-пассажирского поезда Лесная – Крутоборка это место упоминается как «о. п. Сысола». Потом, разглядывая соответствующие «двухкилометровки», я выяснил что в общем-то название объяснимое. Где-то здесь, слева по ходу нашего движения, берёт своё начало комяцкая река Сысола, левый приток Вычегды. Обе они встречаются в Сыктывкаре – столице Республики Коми.
На р. п. 70-й км (бывш. ст. Октябрьская) ничего, кроме заброшенной дежурки, не осталось. Поэтому и останавливаться там мы не стали. Возле моста через один из притоков Сысолы, реки Ныдыб, был организован фотостоп. Наше внимание привлёк щит, сколоченный из нескольких досок и прибитый к одной из сосен. Текст, написанный красной краской, гласил буквально следующее:
«ВНИМАНИЕ!
ВЫ НАХОДИТЕСЬ НА РЕЖИМНОЙ ТЕРРИТОРИИ ФГУ КП-24 ФСИН РОССИИ.
Лица, находящиеся на режимной территории, при наличии к тому необходимости, могут быть подвергнуты досмотру и обыску с изъятием обнаруженных при этом предметов и документов. Правила распространяются также на вещи указанных лиц и находящиеся на территории транспортные средства.»
Как говорится, на заметку всем желающим повторить наш маршрут, так сказать, «неофициальным» порядком.
За мостом начались проблемы. У дрезинки неумолимо разваливалась муфта от двигателя к реверс-редуктору. Так и не дотянув одного километра до «Тридцатки», мы вынуждены были остановиться. Грустное предчувствие, что наше путешествие закончилось на половине пути, подкрепил начавшийся скучный осенний дождик. Лейтенант пошёл сопровождать даму, следовавшую по служебной надобности с нашей оказией, до местного штаба. Там имелся телефон, и они надеялись застать попутный транспорт в Парманку, а если повезёт – то и до самого Койгородка. Дело в том, что отсюда имелась грунтовая дорога в Верхнюю Турунъю, где расположена станция Парманка. Из этого посёлка другая грунтовка вела в Кажим и далее до ближайшего райцентра Республики Коми. Территориально мы в данный момент находились в Койгородском районе этой республики, покинув Кировскую область незадолго до того. Даже не закрывая дверей, водитель поспешил в посёлок вслед за лейтенантом и дамой. Нам не оставалось ничего другого, как потянуться за ними.
95-й километр, «Тридцатка». Дойдя до длинной дощатой и снова, как в «Шестёрке», высокой платформы, все как-то сразу «рассосались». Под медленно набиравшим силу дождём, бросив нас, Рома пошёл изучать вероятное место примыкания третьей сети лесовозных УЖД К-231. Когда-то она связывала Нижнюю Турунъю с лесосеками и тремя затерянными в лесах зонами – «Тремя Вислянками».
На тупиковом пути стоял крытый вагон. Судя по тянущимся к нему хлипким проводкам электрической времянки, стоит он тут «капитально». Мы же сначала укрылись под навесом стоящей на взгорке избушки. Над входом красовалась табличка, из которой явствовало, что это не что иное как
«ВОКЗАЛ. Подразделение К-231/9-30. п. Н. Турунъю».
Отмечу по ходу действия, что имеется расхождение в названиях трёх станций ГКЖД с расположенными рядом посёлками. Как уже сказано, «Тридцатка», где мы сейчас находились, на картах подписана как Нижняя Турунъю (т.е. с твёрдым знаком в названии). Расположенный в черте посёлка р. п. именуется, согласно документам дороги, Нижняя Турунья (т.е. с мягким знаком и другим окончанием). Далее по линии в глухом лесу располагалась ныне ликвидированная станция [Верхняя] Турунья (в разных источниках по-разному), далее – Парманка, расположенная в посёлке с названием (по карте) Верхняя Турунъю.
Дождь становился всё сильнее и вместе с вернувшимся Романом мы двинулись в сторону дежурки.
Слух о нас, видимо, уже распространился по «Тридцатке», т.к. проходивший мимо военный в камуфляже с сержантскими лычками не стал выяснять, откуда мы взялись, а лишь мельком окинул нас изучающим взглядом.
- Так, в помещение не заходить: там осужденные работают! – грозно выдал он.
- А под козырьком от дождя укрыться хоть можно? –жалобно спросили мы.
- Хм... Ладно... – пробурчал сержант и скрылся за дверью.
Укрытие было ненадёжным: из щелей между досками навеса на нас капала дождевая вода, но всё-таки не под открытым небом. «Повезло Диме, подумал я, – ему по службе положено укрываться от дождя в тёплой дежурке вместе с осужденными!» Как только водяные струи ослабли, мы, не сговариваясь, рванули к дрезине: там были прочная крыша и печка!
Вскоре появился Дмитрий. Получив наконец команду любой ценой доехать до Парманки, он занялся починкой. Понимая, что от этого зависит наша дальнейшая поездка, ему оказывали помощь Сергей и Роман, хорошо разбиравшиеся в вопросах автодвигателей и передач.
Когда дрезинка «ожила» и мы медленно проследовали мимо пассажирской платформы, выглянуло солнце. Нет, ей-же-ей: природа выступала нашим индикатором!
Станция [Верхняя] Турунья. От бокового пути осталась очередная цепочка гниющих шпал в лесу. Как же выглядит Парманка?
104-й километр ГКЖД, ст. Парманка. Здесь сохранились три полноценных пути. Вполне обитаемое здание вокзала расположено чуть в стороне и ниже уровня железнодорожного полотна. С левой стороны стены, обращённой к путям, прибит фанерный (наверное) круг с буквами «ДНЦ» – знак, что здесь находится диспетчер северного участка дороги. Справа на той же стене – стёртый плакат, на котором раньше красовалось что-то типа «Не перебегай перед поездом!» Почти по оси вокзала/диспетчерской – километровый столб 104/105. Вопрос с расстоянием поэтому решался однозначно! На площадке перед крыльцом суетились два пацанёнка. Неожиданно подъехала легковушка. Цивилизация, однако! Было ощущение, что после длительного плавания мы хоть и ненадолго, но причалили где-то в отдалённом порту. Странная ассоциация. Странная потому, что пришла она в голову мне, железнодорожному фанату! Посёлок угадывался за вокзалом на некотором отдалении от дороги. С противоположной стороны, т.е. слева по ходу нашего движения, по рядам чахлых кустов и порослям молодых берёз и осин угадывалась площадка большой в прошлом станции. Чуть позади – остов оборотного локомотивного депо. Сиротливо прячутся в зелени кузова от пассажирского вагона ЦМВ и автомотрисы АС1А. Больше ничего «железосодержащего» не видно. А вперёд, под углом в 45 градусов к магистральному пути уходит прямая просека с проржавевшим, но комплектным семафором. Ага! Это остатки ветки, что шла в направлении Кажима. По имеющимся данным, в 1997 году она ещё существовала.
Проникшись нашим интересом к дороге, Дмитрий отрапортовал своему начальству о том, что дрезина исправна и готова ехать дальше. Разрешение на занятие участка до Бадьи было получено, но с небольшой и не очень приятной оговоркой: где-то в районе бывшей ст. Чёрная находился в «командировке» наш старый знакомый – ТЭМ2У-8969. Радиосвязи с ним не было... Хотя, с другой стороны, при скоростях ГКЖД встреча с ним на перегоне вряд ли могла иметь тяжёлые последствия. Вопрос в другом: кто в таком случае кому должен будет уступить дорогу? Вопрос риторический!
Вновь оккупировав дрезину, кто снаружи, кто внутри, отправляемся дальше! Памятуя о ТЭМке, Дмитрий на всякий случай снижал скорость в кривых, которых в общем-то было немного. За Парманкой километровые столбы как-то незаметно «сдулись», что усложнило нашу ориентацию на местности. Остановились на пару фотостопов и ради спортивного интереса пособирали грибов нашему лейтенанту. Грибов, вопреки представлениям о щедрости здешней земли, почему-то было очень мало. Видимо, год выдался неурожайным. Но пару десятков крепких, как орехи, красноголовых подосиновиков из седого мха молодого сосняка наковырять удалось.
Остановка у входного семафора бывшего разъезда со сказочным названием Лель. Когда надобность в ГКЖД окончательно отпадёт, только зарастающее полотно да эти своеобразные мачты, как гигантские красные вёшки, будут напоминать о ней. То, что когда-то именовалось ст. Пелес, прошли ходом. Очередной брошенный семафор встречает нас, вытягиваясь мачтой из одолевающих его зарослей молодых берёзок. Площадка станции с чёрными оспинами давно сгнивших шпал на месте разобранных путей. Остов стрелочного поста, входной семафор противоположного направления и снова леса, леса... Вообще-то леса вдоль дороги в большинстве своём молодые, низкорослые. «Да-а, подумалось, – посводили леса-то в округе! Когда-то теперь ещё нарастёт?»
Дрезинка всё так же «ныряет» передком на каждом стыке. А их много, этих стыков. Рельсы в путь уложены 12-метровые. Их тип чередуется от Р43 к Р38 и обратно. Неудивительно, что тепловозу свыше 10–15 км/час по такому пути ехать небезопасно. Дрезина/автомотриса несравнимо легче и поэтому может позволить себе «крейсерскую» скорость в 30 км/час, и то не везде. В проблемных местах водитель Дима снижает скорость.
- Странно, – заметил Илья, – как он знает, где ему снижаться, знаки-то ведь не стоят?
- Ты фото семафора на Верхнекамской видел? – ответил Сергей вопросом. – А знак «Граница подъездного пути» рядом?
Илья кивнул в ответ.
- Вот это и есть обозначение одного бо-ольшого ограничения скорости! А здесь он наверняка каждую травинку вдоль пути знает...
Очередной фотостоп сделали на мосту через реку Чёрная. Рядом с новым железобетонным, как и везде на дороге, постепенно разрушается брошенный деревянный железнодорожный мост. На действующем мосту стандартные при такой конструкции бетонные плитки для пешего прохода, идущие справа и слева от полотна, отсутствовали, открывая далеко внизу чёрную речную воду. Одно неосторожное движение, и я, спрыгнув с дрезины, улетаю в объятия этой медленно текущей стихии. Представив сию перспективу, от «десантирования» отказался. За мостом в березняке прятался очередной семафор. Огромная поляна с разбросанными там и сям в хаотическом, как казалось, порядке приземистыми чёрными избами и являлась посёлком Чернореченский. Понять, обитаем он или нет, возможности не представлялось никакой. Да и так ли это нам сейчас важно? В северной горловине бывшей станции Чёрная обнаружился «трамплин» для погрузки колёсной техники на ж/д платформы. Он венчал собой тупик на месте сохранённого куска одного из боковых путей, очень короткого. Там величественно стоял ТЭМ2-8969. Ждал ли он нас? Вряд ли! Скорее всего приготовился к скрещению с «коммерческой» дрезиной. Она, судя по времени, уже стартовала, наверное, в таком теперь далёком от нас Лесном. Проезжая мимо тепловоза, наша дрезина обменялась с ним короткими гудками. Это было похоже на неожиданную встречу старых знакомых: «Здрасьте!» – «Привет!»
Перед самой Бадьёй мы пару километров ехали по плотному коридору молодых лиственных деревьев. Сквозь них неожиданно и ненадолго промелькнула свежая вырубка. Ближе к полотну курился дымок из кунга-вахты. Возле стоял «уазик»-«буханка». Как же неожиданно всё-таки видеть в этих дебрях простую «гражданскую» колёсную технику! За живой аллеей открылось обширное пространство с режимным лесозаводом справа. С другой стороны от полотна железной дороги угадывались вдалеке жилые постройки. Прямо, над самыми зубцами дальнего ельника плыли куда-то подсвеченные закатным солнцем цепочки кучевых облачков. Цветовой переход при этом вселял какое-то глупое умиление: сверху – синее, постепенно переходящее в светло-голубое закатное небо. Ниже белёсые полоски облаков с оранжевыми брюшками цепляются за тёмно-зелёную пилу еловых верхушек! Я даже не сразу заметил, что всё это великолепие «протыкает» своей мачтой входной семафор. О чудо! Его крыло находится в открытом положении! Только потом мы узнали, что семафор этот, как и все на северном участке, не действует. Просто все были брошены и заржавели в закрытом положении, а этот – в открытом!
165-й километр ГКЖД, 19 час. 40 мин. После очередного фотостопа въезжаем на левый боковой станционный путь, к дощатой пассажирской платформе с деревянными добротными перилами. Даже перронная вывеска имеется, совсем как на московском или питерском пригородном узле: «Ст. БАДЬЯ» - выложено деревянными брусками. Когда-то буквы были окрашены синим, но надпись давно не подновлялась. К вокзалу ведут деревянные мостки. Само здание уже не эксплуатируется, но и не заброшено. Часть помещений сохранила остекление. За давно не мытыми окнами виднелись жезловые аппараты и другие атрибуты дежурного по станции. По словам Дмитрия, в здании холодными зимними ночами в ожидании поезда греются пассажиры. Но сейчас ключи искать не стали – пока не холодно, хоть и вторая половина августа. Три полноценных пути (четвёртый разобран) призывно уходят в поднимающийся к сумеркам туман. Но дальше для нас пути нет!
Пока совсем не стемнело, делаем последние снимки. Из-за здания вокзала на мотоцикле вырулил гражданин в камуфляже, но без опознавательных знаков.
– Что это всё значит!? Что снимаете!? По какому праву!? Кто разрешил!? – набор вопросов был в общем-то стандартным. Вот только тон больно грозный, выбил меня из колеи.
– Мы… это… вот снимаем… разрешили нам…
И тут в разговор вмешался наш сопровождающий. Чуть ли не строевым шагом он подошёл к приехавшему и, отдав честь, отрапортовал:
– Лейтенант такой-то! По приказу полковника такого-то сопровождаю группу корреспондентов с целью производства фото- и видеосъёмки железной дороги!
Я был потрясён чёткостью и лаконизмом доклада. Гражданин, будучи, видимо, представителем местной власти, округлил глаза, мгновенно развернул свой мотоцикл и исчез ещё быстрее, чем появился, свято соблюдая армейский закон: «Подальше от начальства, поближе к кухне»!
Быстро темнело. Дмитрий оставил нам котелок, для того чтобы вскипятить воду и заварить чайку. Сам он уехал «на зону» на дрезине звонить диспетчеру. Предусмотрительность местных жителей мы оценили по достоинству. Перед вокзалом в высокой траве из кирпичей было выложено приличное костровище, имелся небольшой запас дров. Рядом были вкопаны две скамейки. Для чайников/котелков имелась решётка, удобно размещавшаяся на верхних кирпичах.
Когда вода стала закипать, вернулся наш водитель. Он получил команду дожидаться прибытия пассажирского (т.е. «коммерческой» дрезины). Вполне логично! Ехать ему навстречу в сумерках – самоубийство, да и разъезжаться где? В Чёрной путь занимает ТЭМка, а до Парманки мы явно не успеем. Что ж… ждём!
Булькает вода в котелке, а мы слушаем рассказы наших сопровождающих. Они, кстати, оказались в прошлом одноклассниками. «Большой, однако, этот посёлок Лесной, – подумал я, раз два парня, пусть и довольно молодых, не общались со школьной скамьи!»
К 11 часам в кромешной темноте на перроне начали собираться люди. Были слышны бесшабашный смех девиц, бабьи пересуды и твердые, как постановка печати на документ, мужские баски. Кто-то подъехал на мотоцикле. (Уж не мой ли «старый знакомый»?) Количество собравшихся можно было только домысливать, ибо темнота была именно КРОМЕШНОЙ! Кто не понял: в любом населённом месте даже ночью имеется возможность что-то разглядеть. И дело не только в освещённых окнах домов, уличных фонарях. Само небо, особенно в пасмурную погоду, светит отражённым от земных источников светом. А здесь не было НИЧЕГО, кроме нашего скромного костерка и звёздного неба. И посёлок, и лесозавод находились на некотором удалении за многочисленными рощами.
Дмитрий перегнал дрезину на главный путь. Сделано это было для того, чтобы никто не порывался залезть в неё. Да и машинист «коммерческой», по его словам: «вдруг не заметит с непривычки и ка-а-ак…?!!»
«Коммерческой» оказалась ранее нам не попавшаяся АСка (автомотриса АС1А). Как мы поняли, все прибывшие прошли «фильтрацию» на предмет свой – чужой. У чужих выяснялась цель прибытия и проверялись документы. Довольно быстро всё стихло! Нет, не совсем…
Дмитрий, желая побыстрее вернуться домой, пытался выторговать для себя возможность поехать впереди с разграничением во времени 1–1,5 часа. (Обратное отправление «коммерческого» по расписанию – 1 час ночи.) Но водитель АСки, оказавшийся вдобавок отцом Дмитрия, был неумолим:
– Ты какую команду получил? Цепляться мне в хвост и следовать в холодном состоянии! Вопросы есть? Выполняй…
Перепалка длилась ещё некоторое время, но супротив отца не попрёшь! Дмитрий пошёл цепляться в хвост АСки.
Романа мы вскоре убедили завернуться в спальник и улечься спать: весь наступающий день ему предстояло рулить. Остальные участники поездки, немного покуролесив вокруг, отбросили наконец попытки ещё что-то снять в темноте. Разместились в дрезине кто как смог. Уже засыпая, я слышал гул голосов от вновь собиравшихся на перроне людей. Это были пассажиры и их провожающие… «Да, пронеслось в полусонном мозгу, – вот какая жизнь в посёлке: прибытие поезда – настоящий праздник, да и тот не каждый день, а главное – НОЧЬЮ!!!»
Проснулся я от холода. Дуло из всех щелей. Печку топить было сейчас нечем: дрова были под Ромой, а будить его не хотелось! По времени мы должны были быть где-то у Парманки. Так и есть: сцеп тормозит, и объявляется длительная стоянка. Ещё слишком темно. Борясь с дрожью, выбегаю «до ветру». Вдыхая до хруста в рёбрах свежайший холодный воздух, я вдруг снова ощутил приступ глупой радости от всего происходящего сейчас со мной. Дрожь незаметно унялась… Одиноко и приветливо светится только окошко диспетчера. Оно же и проводило нас в дальнейшую поездку. Просто качнулось и, поплыв назад, стало постепенно уменьшаться, растворяясь всё в той же непробиваемой темноте. Густоты ей теперь добавлял предрассветный туман.
Кто-то у нас пытается затопить печку. Значит, Рому всё-таки подняли. Зайдя внутрь, понимаю, что произошла «рокировка тел» и моё место теперь занято кем-то другим...
Ещё через часок начало светать, теперь можно попробовать что-то поснимать на видеокамеру. С этой целью выхожу на площадку. По ходу движения она стала задней. Интересно! Ритмика езды по частым стыкам, ставшая почти родной за прошедший день, сейчас изменилась. Перестук колёс удвоился (ещё бы!). В окнах АСки мелькали чьи-то тени. Обе дрезины, сцепленные между собой, теперь «ныряли» на стыках поочереди. К этому добавлялось неспешное боковое покачивание в противофазе. По выражению кого-то из наших, «дрезины просто «колбасило». Но «колбасило» медленно, можно сказать, с достоинством. В предрассветном тумане было похоже, что это два баркаса плывут по водному каналу, прорытому неизвестно кем и для чего среди комяцкой тайги. Иллюзию плавания усиливало молоко тумана. Оно скрывало и землю, и нити рельсов.
Очередной семафор неожиданно возник над кабиной дрезины и стал медленно удаляться, одновременно растворяясь в молочной мгле…
Светлело всё больше и больше. В Брусничном на платформу перед кабиной вскочил дедок в коричневом пальто и такого же цвета шляпе. Он, нервно глядя по сторонам, периодически улыбался малозубым ртом. Его радость была понятна: благодаря нам дядьке посчастливилось проехаться до Лесного даром.
Около 6 часов утра прибываем в Лесной. Посёлок частично спит, но во многих домах уже светятся окошки: люди собираются на работу. Скоро и мы вернёмся в город и вот так же… Нет! Пока об этом лучше не вспоминать!
Наша машина ожидала нас у помещения дежурного по станции. Поскольку поставлена она была туда на сохранение по команде руководства, думаю, что с неё пылинки сдували! Но это так, к слову…
Где-то в кустах, ещё до прибытия на станцию, Рома мельком увидел будку от паровоза. Перед окончательным отъездом из Лесного, разобравшись с вещами, решили посмотреть, что она собой представляет. В этот момент «на север» отправлялся поезд, может быть, тот самый «раз-в-недельный» грузопассажирский. Он состоял из ТЭМ2-5353, медленно тащившего за собой деревянный крытый вагон грязно-зелёного цвета; классный, бывший когда-то плацкартным и открытый лесовозный вагон. В классном часть окон была выставлена. Несмотря на это, несколько пассажиров виднелись в его чреве. Последний вагон до половины стоек был загружен… сеном!!! Такого точно на РЖДэшной линии не увидишь! (Надо сказать, что накануне мы наблюдали процесс его загрузки. По-моему, сутки назад сена в нём было больше процентов на 30!)
Ну а в кустах возле путейской будки обнаружилась будка паровоза ТЭ. Перед последней покраской все старые слои были с неё аккуратно сняты. Посему номер паровоза, к которому она относилась, установить никогда уже не удастся! Это был единственный обнаруженный нами паровозный артефакт ГКЖД.
Когда мы уже бодро катили прочь из Лесного и бросили последний взгляд на переезд, ко мне полушутя, полусерьёзно обратился Сергей:
– Ну что, Павел Владимирович? Твоя миссия в этой экспедиции выполнена полностью, теперь ты имеешь полное право расслабиться! Дальше – мои вопросы!
Осмыслив эту фразу, я глубоко вздохнул и... расслабился..
Продолжение следует